Элисон, "Легкомысленная наследница" (роман в письмах), ГиП, макси, PG-13, гл. 5

Форум » усадьба ГиП » Элисон, "Легкомысленная наследница" (роман в письмах), ГиП, макси, PG-13, гл. 5 - 6 » Ответить

Элисон, "Легкомысленная наследница" (роман в письмах), ГиП, макси, PG-13, гл. 5 - 6

ivanna: Автор: Alison Название: «Легкомысленная наследница» Переводчик: ivanna Оригинальное название: «Indiscretions in the Life of an Heiress» Рейтинг: PG-13. Жанр: общий Категория: джен Герои: Джорджиана/Уикхем Первоисточник: «Гордость и предубеждение» Размер: макси Аннотация: Уикхем ухаживает за мисс Дарси в Рамсгете. Ссылка на оригинал: http://www.firthness.com/pond/index.php?option=com_content&task=view&id=323&Itemid=86 Гл. 3 - 4: http://zerkala.borda.ru/?1-2-0-00000065-000-0-0-1224513334 Глава пятая. Письмо 46. Энн де Бэр Джорджиане Дарси в Рамсгет. Розингс-парк, окрестности Вестерхэма, Кент, 20 июля 1811 года Берусь за перо, чтобы поблагодарить тебя за присылку рисунка. Я всегда особливо любила первоцветы, а ты с таким искусством передала нежные переливы их лепестков и с таким совершенством изобразила густую зелень сморщенных листьев! Весенние цветы всегда доставляют радость моему сердцу. Я точно такова, какой ты видала меня в последний раз, ни пополнела, ни похудела, и ежели мое настроение немного улучшилось, то о здоровье того, увы, сказать не могу. В эту жаркую, томительную пору я томлюсь от головной боли и пребываю в постоянной вялости. Большую часть прошлой недели я провела в темной комнате за опущенными шторами. Я не в силах переносить ничего, кроме покоя и одиночества. Маменька, к счастью, избавлена от беспокойства, какое у нее натурально вызывает мое недомогание: она отправилась в Кентербери, чтобы посоветоваться со знающими людьми о хансфордском приходе. О Розингсе мне сказать почти ничего. Цветник в этом году прелестнее, чем когда-либо, и я мечтаю украсить его голубятней с белыми голубками. Уверена, они действовали бы на меня самым целительным образом. Милая, славная Джорджиана! Сестра не могла бы быть мне дороже и сестра не могла бы быть ко мне добрее. Письмо 47. Миссис Янг Джорджу Уикхему Брик-стрит, Рамсгет, 23 июля 1811 года. Посылаю эти строчки, чтобы ты не вздумал сегодня явиться с утренним визитом. Из Розингса пришло письмо, и те намеки на более близкое родство, какие в нем содержались, огорчили мисс Дарси. Последовали слезы и истинное расстройство. Тебе известно – от мистера Дарси ждут, чтобы он, приняв в расчет наследство де Бэров, оказал услугу всем заинтересованным лицам и женился на своей кузине. Сегодня со всей очевидностью стало ясно, что малютка не желает этого брака ни на столечко. «Это не принесет ему добра», - сказала она с самыми неподдельными слезами. «Я от всей души жалею кузину Энн, но она никогда не сможет сделать его счастливым, потому что сама всегда несчастлива». «Счастье – не единственная причина брака», - заметила я, - «и не единственная цель». «Но, мадам», - воскликнула она, и поторопилась утереть слезы. «Я боюсь, так боюсь, что брат окажется связан обязательствами, каких не сможет нарушить, не пожертвовав своей честью. Счастье всей его жизни может быть погублено из-за неуместного вмешательства родни и ожиданий света, его обойдут так, что у него не будет иного выхода, и принудят к несчастному и неравному браку». Самым мягким тоном я постаралась ее разубедить. «Женщина может попасться в такую ловушку, но мужчине дозволено гораздо более свободы. Свет не станет его винить. Никто не вправе его укорить, если он не делал предложения. В глазах света жалости и презрения будет достойна скорее твоя кузина. Что бы не думала она о своей будущности, никто не сочтет, что твой брат был связан с ней обязательством». «Но тетушка…», - перебила меня она. «Говорит много чепухи», - сказала я, сжимая ее руку и перегнувшись в кресле, чтобы поцеловать в щечку. «Мисс де Бэр прозябает в деревне. Лондонский свет и мирок Розингса разделяет пропасть. В деревне куда меньше досужих глаз и досужих языков, чем в столице. И, кроме того, подумай о своих дяде и тете, о своем кузене-опекуне, ближайшем друге твоего брата. Неужто, ежели бы они действительно желали этого брака, он бы не состоялся давным-давно? Подумай и о деде – думаю, у сэра Фрэнсиса нашлось бы что сказать, если бы его внук выбрал такую чахлую жену. Твой брат – последний в своем роду. Он должен жениться на здоровой и крепкой девушке*» . Это ее убедило, и она заметно успокоилась. «А что ваш брат полагает о браке, милочка?», - спросила я, склонившись к своему шитью и посматривая на нее исподтишка. Мисс Дарси вздохнула. «Он не говорит», - призналась она. «Но мой второй опекун считает, что мы должны всегда помнить, кто мы есть и в чем состоит наш долг перед семьей». «Я вышла замуж больше из чувства долга, чем по любви. Такая участь вовсе не всегда ужасна», - заметила я. «Нет, не всегда», - отвечала она с улыбкой. «Мой кузен Ингворт выполнил свой долг, и поглядите на леди Алетею. Она прелесть! Но в ту пору, когда он делал ей предложение, он не знал о ней ничего. Все было устроено бабушкой». «Быть может, ваша бабушка позаботится и о вас». «Вдовствующая леди Карден мне не бабушка», - воскликнула она, тряхнув головой и рассмеявшись. «Милостивый боже, заботиться обо мне! Одна мысль привела бы ее в расстройство. Матушка была ее падчерицей, и она презирает меня даже более, чем презирала ее». Слова меня не обманули: в тоне ее я различила несомненную печаль и обиду. «Презирает?», - повторила я, испытывая в сердце своем что-то похожее на истинный гнев. «Какая мерзкая старуха! Как может кто-то презирать такую милую, добрую девушку?» «Я говорю чистую правду. Когда меня забрали из пансиона на Уигмор-стрит, она заявила мне в лицо, что я явилась на свет, чтобы ее мучить. Это все из-за денег. Моя родная бабушка была из тех Яксли, что в родстве с графом Ривингтоном, и все ее состояние перешло ко мне. Вдовствующая леди Карден предпочла бы, чтобы деньги достались ее детям». «Но если бы они не стали твоими», - сказала я, нарочно не скрывая, что она меня позабавила, - «они, вне всякого сомнения, ушли бы к твоему брату». «Верно, но он-то всегда может жениться на кузине Энн, а для меня никакого подходящего родственника не найти. Поэтому я – семейное недоразумение. Я должна вести себя с примерной скромностью, как подобает благовоспитанной девице, и могу искупить свои грехи, только составив блестящую партию. Моя родня не жалеет усилий, чтобы я поняла, насколько я испорченное, эгоистичное, неблагодарное и непокорное создание, и какая я для них обуза и бремя». Ты знаешь, что у нее за семейство – как они суровы, холодны, надменны и неумолимы со всеми, кто имел дерзость не подчиниться их воле. «Но ты же не позволишь, чтобы тебя принесли в жертву», - сказала я, глядя на нее с нежностью. «Ты должна подумать и о том, как угодить себе». «Конечно, должна, и, надеюсь, мой милый брат тоже», - ответила она, вставая и подходя к камину. Она обернулась и посмотрела на меня в глубокой задумчивости. «Если я кому и отдам свое сердце, то человеку, в честности которого я буду внутренне убеждена, человеку, которому полностью чужды неделикатность и дурные чувства. Вы думаете, что это очень глупо, милая мадам?» Я обняла она, и она охотно приникла ко мне. «Ну, в «Книге общей молитвы»** сказано, что в супружество не должно вступать легкомысленно и бездумно», - начала я. «Молодые девицы любят предаваться мечтаниям и фантазиям, но очень опасно, коли суждение становится прислужницей страсти. Всякому доверию должно предшествовать размышление. Ни одна женщина не пожелает в мужья необузданного тирана». «Большое приданое – сильно искушение для самых закоренелых негодяев», - сказала она чопорным тоном, в точности подражая бабке. «Поэтому никакая осторожность не будет излишней. Молодые девицы слишком часто становятся добычей гнуснейших представителей мужского рода». Я не смогла удержаться от смеха. «Ты – презабавное создание», - воскликнула я, когда ко мне вернулся дар речи. «Милая Джорджиана, ты меня уморишь. Никогда не думала, что в тебе столько озорства и насмешки». «О! Я – воплощенное приличие», - ответила она и насмешливо улыбнулась. Как изменчивы сердца смертных! Она посвятила утро своим занятиям, а я – письму тебе, мой дорогой. На смену печали пришла самая жизнерадостная уверенность в себе. Уповаю, все уладится. Я собиралась ограничиться несколькими строками, но теперь мне придется отложить перо – моя рука устала. Au revoir, mon petit ami! *Это циничное объяснение заимствовано из «Белинды» Марии Эджуорт. [Как видим, у мисс Элизабет Беннет обнаруживается еще одно достоинство, помимо ума – прим. перев.] **«Book of Common Prayers» – сборник официально утвержденных молитв англиканской церкви, окончательно принятый в 1662 году при Карле II. Включает не только молитвы для ежедневных служб, но и обряды крещения, венчания, погребения и т.п. Миссис Янг ссылается на фрагмент обряда венчания: «Дар супружества доступен не всякому, и не должно вступать в него легкомысленно и бездумно, чтобы утолить плотские желания, как поступают дикие звери, но со всем благоговением, разумением, трезвостью и в страхе Божьем». Письмо 48. Джордж Уикхем миссис Янг Хальверс, окрестности Рамсгета, 24 июля 1811 года. Сегодня поутру я явился в твой дом, и услышал, как ты наверху играешь на фортепиано. Но входить не стал. Вместо этого распахнул боковую калитку, пошел по тропке, и вскоре наткнулся на мисс Дарси, рисовавшую обвивавший стену плющ. Она подняла глаза с неподдельным удивлением, которое тут же сменилось искренним, дружеским теплом. Святая простота! «Милый мистер Уикхем», - сказала она, улыбаясь, и с некоторым смущением протянула мне руку. Я не мог поверить своей удаче. «Пребываете в полном одиночестве, мисс Дарси?» - ответил я, на мгновение задержав ее ручку в своей. «Что бы сказал на это ваш братец?» Она очаровательно покраснела и опустила глаза. «Думаю, нахмурился и посмотрел бы на меня с неодобрением. Я отослала Молли с полчаса назад. Она плохо переносит жару. Я велела ей прислать Джона Фентона, но, как вы сами видите, он до сих пор не явился. Не согласитесь ли вы подождать? Я почти закончила». Я был вне себя от радости! Меньше всего я нуждался в том, чтобы Молли Блэнч насмешливо и подозрительно разглядывала меня своими голубыми глазками. «Позвольте мне подержать ваш мольберт», - сказал я. «Я буду рад оказаться полезным». «О! Какая прелесть!» - воскликнула она, когда я отворил для нее дверь в гостиную. «Темнота и прохлада после яркого солнца». Я сел. «Извините! О, извините меня!» - и она бросилась к сонетке. «Я такая рассеянная! Никогда ничего не помню. Ханна, подайте нам чаю». Мы стали рассматривать гравюры из папки, которая лежала на столе. «Вот это – действительно прекрасно», - серьезно заметила она, показывая на великолепное итальянское изображение Мадонны, нежной, величавой и целомудренной. «Верно», - сказал я, перегибаясь через ее плечо, чтобы рассмотреть гравюру. «Но обычно художники выбирают на редкость бестолковые сюжеты. «Мученичество святой Цецилии», «Гекуба накануне жертвоприношения». Господи! Отчего искусство подчиняется таким непостижимым правилам, как вы полагаете, мисс Дарси? Огромные полотна с изображением давно покойных героев, от каждого ярда которых так и разит унынием и скукой. Со времен малых голландцев так не появилось ничего смиренного, ничего верного жизни. Как если бы человека считали поэтом только, если он в состоянии сочинить эпическую поэму!» Она подняла на меня глаза и рассмеялась от восторга. «Брат называет это ложным понятием о величественном. Поглядите на этих Париса и Елену: у нее вид глупый, а у него – развязный». «Покажите, что еще пришлось вам по вкусу», - сказал я, чувствуя себя совсем свободно. «Вот это», - с живостью отвечала она, вынимая из папки пейзаж. На мой вкус, он ничем не отличался от всех других пейзажей, где на первом плане – маленькие фигурки. Ну, ты знаешь: «Встреча Ревекки и Исаака», «Дидона, оплакивающая утрату Энея»... Такой сюжет – просто предлог для того, чтобы рисовать скучные поля и выставлять за них непомерную цену. «Это Пуссен. Я от него в восхищении – сколько в нем благородства и поэтического духа», - продолжала она, обводя детали пальцем. «Смотрите – какая торжественная тень лежит под сенью этого леса. Полагаю, это Диоген – его дорогу пересекли бурные, черные воды. Как будто грезишь о другом мире, странном и непонятном. Я могу смотреть на нее часами. Она – сама по себе вселенная. Чувствуете, как напоен грозой воздух, как шепчутся ветви в лесном мраке?*» Я бросил на нее взгляд, наполовину почтительный, наполовину нежный. В его значении было невозможно ошибиться, хотя вслух не было сказано ни слова. Она залилась густым румянцем, потом побелела как полотно. На глазах ее внезапно выступили слезы. Я отступил на шаг. Она отвернулась и упала на диван, не в силах скрыть самое очевидное, самое мучительное расстройство. Я приблизился к ней. Я был готов прижать ее к своему сердцу и объясниться. И в этот момент ты к нам присоединилась. *Слова мисс Дарси основаны на анализе французской живописи, который дал У.М. Теккерей в «Книге парижских набросков» - прим. автора. Письмо 49. Миссис Янг Джорджу Уикхему Брик-стрит, Рамсгет, 25 июля 1811 года. И что же моя очаровательная подопечная – потому что она и вправду очаровательна, - что она о тебе думает? Не могу описать тебе в подробностях состояние ее духа в течение остального вечера. Мисс Дарси не удостоила меня своим доверием, и провела несколько приятнейших часов, уныло, расстроено и печально уставившись в огонь. Ночь была бурной, дом так и сотрясался от яростных порывов ветра и потоков дождя. Убеждена, что она так и не сомкнула глаз. Я слышала, как она на рассвете бродила по спальне, и когда спустилась к завтраку, вид у нее был бледный и изнуренный. «Джорджиана», - сказала я. «Прости меня за откровенный вопрос, продиктованный только самой искренней заботой о твоем благополучии…» «Молю, не спрашивайте меня ни о чем», - перебила она, вскочила на ноги и повернулась к окну. Она не хотела, чтобы я заметила, какое у нее виноватое и смущенное лицо. «Милая, да ты нездорова!» - воскликнула я, также поднимаясь на ноги. «У тебя нервы расстроены? Или, может, начинается лихорадка?» «Я совершенно здорова, уверяю вас», - отвечала она, тут же отворотившись. Глаза ее вспыхнули огнем. Это был первый проблеск семейного темперамента, какой я в ней заметила. «Прошу прощения», - сказала я, - «если моя забота кажется тебе дерзостью». Она немного помолчала. Я сделала вид, что целиком поглощена поисками книги. Мисс Дарси вернулась к окну, потеребила штору и принялась играть с ручным щеглом, клетка с которым висела на окне. Я принялась разбирать корзинку для шитья, и произнесла, не поднимая глаз: «Не думаю, Джорджиана, что твоя сдержанность по отношению ко мне уместна. Я думала, мы с тобой друзья. Милая, не надо держать свои чувства в себе. Почему бы тебе не облегчить душу, рассказав мне, в чем дело?» Она подошла, опустила голову ко мне на колени, и, вздохнув, сказала тихим голосом. «Мне жаль, что я причиняю неприятности. Временами меня мучат ужасные чувства – я так угнетена и расстроена, что не способна испытывать ничего, кроме уныния. Вы сочли меня несчастной и обвинили в замкнутости. Не сомневаюсь, что заслужила ваш укор. Я не должна противиться вашей нежной заботе. Ваше дружба и привязанность значат для меня все на свете*. Но я не могу вам открыться, несмотря на то, что я в сильнейшем расстройстве. Я едва понимаю, что со мной». Поразмысли над этим хорошенько. Руссо как-то мудро заметил, что любовь порождается длинной цепью событий, который производят самое сильное и живое впечатление, и особливо – первая любовь. Нам с тобой надлежит стать философами. И вспомни Гельвеция: сильная страсть – это одинокая страсть**. Тайна разжигает чувство. Чем глубже захватит ее страсть, тем менее она будет прибегать к рассудку. Она умна, значит, не должна использовать свой разум. *Опять «Эвелина», т. 2, письмо 27. **Миссис Янг разбирается не только в Декарте, но и в модной философии французских просветителей, из числа тех, кто "борясь с предрассудками, искореняет добродетель" (а это Денис Фонвизин). Письмо 50. Фицуильям Дарси Джорджиане Дарси Замок Моран, Ирландия, 21 июля 1811 года Милая Джорджиана! Меня разбудило пение птиц. До завтрака два часа, непрерывно льет дождь, и это предоставило мне возможность написать тебе подробно и не торопясь. Можешь быть в совершенной уверенности, что я наслаждаюсь своим привычным полным здравием. Какая бы неприятность не приключилась со мной в Уилмоте, ее торжество оказалось недолгим. Сейчас мне лучше, за что благодарю небеса. Твое последнее письмо доставило мне ни с чем несравнимое удовольствие - подлинное сокровище, какое можно смаковать без конца. Наши надежды покинуть это место как можно скорее потерпели крах из-за мелкой поломки экипажа, зато у нас выдался досуг, чтобы ездить верхом, спорить и восхищаться. Приезжему Ирландию открывается с особой стороны. Она пришлась бы тебе по душе: я нигде не видал такой необузданной красоты и великолепия, как на этих берегах. Я был бы рад сюда вернуться. Может, на следующий год ты пожелаешь ко мне присоединиться? Дикость и величие смешаны здесь так причудливо, что это наверняка прельстило бы твое сердце и увлекло воображение. Вчера на закате мы достигли замка Моран: угасающий свет дня подчеркивал его красоты и скрывал ветхость. Лорд Килвэрэри прикован к креслу на колесиках и часто дает волю своему дурному нраву. Леди Килвэрэри, которой уже много за восемьдесят, беседует с ним с бесконечным терпением и настойчивостью (он довольно-таки глуховат), хотя в ее речах и ее уме последние новости мешаются с давними известиями, а девятнадцатое столетие – с восемнадцатым. Она устроила бал, который длился всю ночь и доставил ей несомненное удовольствие, и беспрестанно потчевала музыкантов виски. Доселе я не поинтересовался, как обстоят дела у тебя, но не из равнодушия, а скорее из желания верить, что ты все так же счастлива, как писала в своем последнем письме, и твоя жизнь течет так же ровно и гладко*. Я весьма рад, что миссис Янг достало чуткости стать не только твоей наставницей, но и твоим другом. И не забывай о чтении! Хорошо, что вы обратились к поэзии: и Крэбб, и Каупер очень глубоки. Надеюсь, что «Мармион» понравится тебе так же сильно, как мне: это была первая поэма, которая увлекла меня до потери представления о времени. Я читал его всю ночь, и отправился в постель только на рассвете. Как ни сомнительна мораль автора, музыкальность его стиха и сила воображения не могут не поражать**. Я проглядел твои переводы. Кое-что тебе удалось отлично, но кое-что нуждается в дополнительной отделке, хотя немецкие стихи, вообще говоря, легко перелагаются на английский. Я был бы рад, если бы ты научилась переводить их с листа, так же, как читаешь ноты. Такая способность, стоит ее приобрести, углубляет и расширяет ум. Невежество и глупость – это не те качества, которыми должно восхищаться в женщине. Скорей о них можно сожалеть. Прельщаться невежественной простушкой, которая ни о чем не имеет понятия – это все равно, что полагать, что бедняки счастливы от того, что не подозревают о своем несчастье. Знаю, что мало кто придерживается моего мнения, но защищать его перед тобой было бы нелепо. Когда ты получишь письмо, я, возможно, уже достигну П. Я проведу там не более суток. Мистер Бингли поспешит на север, а я - на юг. Надеюсь получить от тебя известие. Напиши мне несколько строчек в Дербишир. Я потратил на письмо все утро, и, ежели не закончу, пропущу почту. Посылаю тебе рисунок Юоллского залива. Остаюсь твой навеки преданный брат. *Скрытая цитата из знаменитой элегии Томаса Грея «Сельское кладбище» - прим. автора. ** Поэма Вальтера Скотта. Вкус у мистера Дарси классический - ему нравятся Крэбб и Каупер, поэты XVIII века, метафизические и религиозные, а романтические поэты вызывают настороженность. Джейн Остин тоже относилась к романтикам сдержанно, что отразилось в «Доводах рассудка» и «Сэндитоне». Письмо 51. Джордж Уикхем миссис Янг Хальверс, окрестности Рамсгета, 2 августа 1811 года. Бесценная моя Кэт, времени почти не осталось! Теперь не до расчетов и интриг. Я решился испытать свое счастье и выйти к барьеру*. Спасибо сочинителям романов, я в точности знал, как себя вести и как сочетать обольщение и пыл. «Я люблю вас», - начал я. «Я знаю всю щедрость и искренность вашей натуры. Я сознаю, что вы ко мне расположены, и не претендую на более высокое звание, чем звание самого преданного из ваших друзей. Я едва осмеливаюсь спросить – будь мы равны в глазах света, могли бы вы полюбить меня как мужа, мог бы я удостоиться вашего уважения и почитания, доверили бы вы моим заботам вашу жизнь? Я не могу лишиться вашего общества, не причинив своему сердцу жесточайших страданий. Мне ничто не поможет – молиться за меня бесполезно. Ангел мой, я обожаю вас до безумия!» Она молчала, хотя было видно, как она тронута. «Ты молчишь. Ты слишком добросердечна и деликатна, чтобы прямо заявить мне, как беспочвенны мои надежды. Ты не можешь поступить так романтично и так откровенно», - заявил я, придвигаясь в ней. «Даже мое сожаление, и то проникнуто себялюбием. Я до смерти боюсь, что, пытаясь пробудить в тебе нежность, утратил твое уважение. Я должен отказаться от тебя». Я повернулся к двери и взялся за ручку, когда за спиной у меня зашуршали юбки, и я понял, что мисс Дарси бросилась следом. «Мистер Уикхем», - сказала она тихим дрожащим голосом. «Я поражена, ошеломлена. Я в таком расстройстве и смущении, что не знаю, как вам отвечать. Ваша привязанность, такая нежная, бескорыстная и преданная, не может не находить у меня отклик. Я всей душой сострадаю и сочувствую вам, но меня тоже должно пожалеть». Я поцеловал ей ручку. «Мистер Уикхем», - воскликнула она, отдергивая ее, - «я должна просить вас удалиться, как для моего блага, так и для вашего. Видит Бог, я никого не осуждаю, хотя никогда не поощряла ваши чувства. Я не отсылаю вас прочь. Я прошу только дать мне время собраться с мыслями». Стараясь выглядеть как можно более смущенным и пылким, я поклонился и вышел. По дороге мне попалась Молли Блэнч со стопкой выглаженного белья. «Мисс Дарси немного нездоровится», - сказал я. «Будь добра, извести миссис Янг, ладно?» Я поднял глаза к окну, и увидел сквозь муслиновую занавеску, что она опустила голову на руки и рыдает так, будто сердце ее разрывается. *В оригинале – «стать к черте» (come up to the scratch), т.е. в стартовую позицию на беговой дорожке. Это жаргонное выражение использовали, когда хотели сказать, что кто-то решился сделать предложение. Письмо 52. Миссис Янг Джорджу Уикхему Брик-стрит, Рамсгет, 2 августа 1811 года Едва ты удалился, я сбежала по лестнице и увела ее в сад. Мы обе направились в беседку, чтобы найти там тень и уединение. В простоте своей она всю жизнь беспрекословно выполняла требования света, и не только никогда не преступала правил, но даже и помыслить не могла, что ей может грозить такая опасность. Поэтому стыд и горе овладели ею сверх всякой меры. Ее душили слезы, а в уме царила сумятица несвязных воспоминаний. Потом более спокойные размышления пришли на смену буре страстей, причин коей я не могла понять, пока мне не доставили твое письмо. Ее отчаяние не значит ровно ничего. В юности слезы текут легко. С горя она не умрет – одеколон помог ей восстановить равновесие. Письмо 53. Джордж Уикхем Джорджиане Дарси Хальверс, окрестности Рамсгета, 2 августа 1811 года. Прелестнейшее создание, твои слезы невыразимо терзают мою душу. Ты имеешь полное право винить меня в том, что я пожертвовал спокойствием твоей души, дав волю своему открытому и порывистому нраву. Если я домогался тайн твоего сердца с излишним пылом, причиной тому только жар и (осмелюсь ли добавить?) чистота моей привязанности. Поверь, что мои чувства именно таковы, какими я их тебе описал – если бы я мог, я связал бы наши жизни навеки. Я вижусь с тобой с радостью и расстаюсь с печалью. Милая моя Джорджиана, я обращаюсь к тебе так, я предъявляю права на твою дружбу и твою нежность только потому, что свято убежден, что способен составить твое счастье. Сам я без тебя никогда не буду счастлив. Письмо 54. Джорджиана Дарси Джорджу Уикхему Брик-стрит, Рамсгет, 3 августа 1811 года Никогда, никогда не пишите мне более таких безумных слов! Я желаю этого всем сердцем. И, умоляю, не отвечайте – о переписке не может быть и речи. Письмо 55. Джордж Уикхем миссис Янг Хальверс, окрестности Рамсгета, 7 августа 1811 года. Дражайшая моя Кэт, ненаглядная Кэт, я не упустил из виду наши планы. Я удалился от мисс Дарси на несколько дней. Уповал ли я, что она раскается? Да, уповал. Сердце ее отходчиво. Если она и сочла меня дьявольски дерзким, то только оттого, что сама – ангел, и готова видеть ангела во мне. Сегодня рано утром я нанес визит. Она читала, и была очаровательна в простом белом платье с цветочным узором. Твой вкус, как всегда, безупречен – платье ей к лицу и на редкость элегантно. Она отложила книжицу и улыбнулась мне. Я поднял ее и увидел, что это «Жизненное призвание» Лоу. «Думаю, что стал бы лучше, ежели бы чаще бывал в церкви», - заявил я с самым траурным видом, забавляясь нелепостью собственных слов. «Мой брат посещает церковь регулярно», - отвечала она, - «и в мире нет человека лучше». Она демонстрировала самое прелестное раскаяние, а я вел себя самым кротким образом. «Я не стою твоей свежести, твоей невинности», - продолжал я, покусывая губы и избегая ее взгляда, чтобы не рассмеяться вслух. «Я обожал тебя еще тогда, когда ты была ребенком, но пусть мое чувство тебя не тревожит. И красотой, и нравом с тобой никто не сравнится, а именно нрав мужчина должен ценить более всего. Каким бы нестойким не был он сам, он мечтает о кроткой и нежной жене». Ее обуревало желание спасти меня, сделать из меня доброго христианина. «Я боготворю тебя, но тебе надлежит с презрением взирать на мои порывы. Неужели ты полагаешь, что я вовсе лишен честных и благородных чувств?» - говорил я. «Что я стремлюсь принести тебе несчастье? Ты не должна меня любить, дорогая. Я не достоин твоей любви». Я оставил ее очарованной и ошеломленной. С величайшей выдержкой я ограничился тем, что поцеловал кончики ее пальцев и бросил на нее полный меланхолии взгляд. Мне более от нее ничего и нужно, но пусть думает, что меня сдерживает деликатность, а не равнодушие. Как восхитительно было следить за переменами на ее лице, и видеть, как неудовольствие уступает дорогу нежности. Я отколол цветок от ее платья, и почувствовал, как она вздрогнула. «Я буду несчастнейшим человеком на свете, если ты откажешься даровать мне эту милость – для тебя это ничего не стоит, а для меня так много значит», - и я прижался губами к нежным лепесткам. «Это было бы достойным наказанием за вашу дерзость», - сказала она, но отдала мне цветок. Посылаю тебе его в конверте. Глава шестая. Письмо 56. Миссис Янг Джорджу Уикхему Брик-стрит, Рамсгет, 9 августа 1811 года Ты вправе бранить меня за то, что я не написала тебе ранее. Мне надо поведать тебе тысячу мелочей и ничего существенного. Мне приходится ступать с крайней осторожностью. Своими льстивыми речами ты сумел проложить дорожку к ее сердцу, а чувства у нее не менее стойкие, чем глубокие . Но сейчас она пребывает в унынии, вместо того, чтобы ликовать. Те, кто дает полную волю своим чувствам, видят ли они в этом мире долину слез или чертог наслаждений, редко умеют чувствовать сильно. Сегодня пополудни она спустилась ко мне бледная как снег, и молча села, уставив глаза в пол. Она потрясена и расстроена. Что ты ей наговорил? Достало бы честного признания в грехах: чтобы обман удался, он должен основываться на правде. Не напугал ли ты ее? В ее душе явно происходит борение между желанием и долгом. Я, чем могла, способствовала твоим интересам. Немного погодя мы сели пить чай. Я не спускала с нее глаз: она словно бы чего-то ожидала. Убеждена, она ждала, что я спрошу, где она была. Потом она торопливо вскочила, села за фортепиано и принялась повторять арию, которую я играла до того. Оперные арии почти всегда посвящены любовному безумию, и я без всякого труда перевела наш вялый разговор на сей предмет. В ее возрасте уже пора думать о чувствах, во всяком случае, в теории. «Женщина никогда не должна открыто проявлять свои желания», - заявила я. «Женская стыдливость – вот естественная защитница нашего пола. Самый достойный, самый лучший человек всегда сумеет убедить женщину, что он ее обожает, что он – ее добровольный раб, и во всем покорен ее воле. Мужчина имеет право выбирать и говорить, женщина – только отвечать, когда ее спросят. Так устроен мир, милочка». «И вы полагаете, что так и должно быть?», - спросила она, опустив подбородок на скрещенные пальцы, как она делает всегда, когда беседа ее занимает. «Да», - отвечала я с улыбкой. «Прежде, чем доверить свою жизнь мужчине, надо увериться в его чувствах. Тогда он будет знать, что твое сердце принадлежит ему целиком, а ты избежишь мучений неразделенной страсти. О! Девочка моя!», - продолжала я, с трудом сдерживая веселье. «Кому захочется навязываться в духе Эммы Кортни*? Как это неподобающе, как неестественно, когда молодая барышня, вместо того, чтобы дозволить за собой ухаживать, ухаживает сама!» Тут мисс Дарси рассмеялась. «Мужчины – тщеславные создания, и мы обязаны хранить достоинство нашего пола, насколько это в наших силах». «Понимаю», - сказала она, и внезапно стала серьезной, словно мысли не позволяли ей сказать ничего более. По первым же предлогом я ее покинула, и теперь пишу тебе. Льсти ей, убеждай ее всеми силами, завоюй ее неохотную любовь. Она должна предаваться фантазиям и думать только о твоем счастье: чем более она будет поглощена тобой, тем менее ей будут бросаться в глаза странности ее положения. *Героиня романа Мэри Хэйс, которая преследовала своего Августа и лично, и с помощью писем, не подозревая, что он тайно женат на другой. Письмо 57. Джордж Уикхем миссис Янг Хальверс, окрестности Рамсгета, 12 августа 1811 года. Рано поутру я устремился на встречу с мисс Дарси и нашел ее на морском берегу. Она гуляла с собакой и пела. Она пожелала мне доброго утра и внимательно посмотрела прежде, чем принять поданную ей руку. «Рыбаки только вышли в море», - сказала она, глядя вдаль. Неуклюжий тощий юнец Джон Фентон брел впереди, пиная кучи песка и пуская камешки по воде. Я был так же степенен и почтителен, как самый степенный молодой священник, хотя она выглядела восхитительно прелестной, и ее глаза сияли мягким выразительным светом. Позволь поведать тебе, что весь наш разговор касался только одной темы и имел только одну цель. Я пытался убедить ее, что жить без нее не могу, что сердце мое будет навеки разбито, что я и думать не хочу о том, чтобы полюбить другую. Я вещал о жаре своей страсти и упорстве надежд, я говорил с подобающим унынием, и казалось, был вот-вот готов отбросить то, что ей следовало счесть ложной деликатностью и нелепой гордостью. Я льстил ей с самым умильным и благодарным видом. «Ты – свежий, чистый цветок», - сказал я, целуя ей руку. «Твое совершенство делает мои прегрешения еще более тяжкими». Теперь она не отнимает руки, и не боится гулять и разговаривать со мной наедине, только в сопровождении далекого слуги. Она приобрела привычку видеть во мне поклонника, и мое общество становится ей день ото дня приятнее. Меня отличает самая строгая сдержанность: я ни разу не обнял ее со страстью, не прижал к себе, даже не коснулся ее губ в поцелуе. Да, она очаровательна, в этом нет сомнений, но не увлекает и не чарует. Я сам немного удивлен собственным бесстрастием. Считается, что невозможно ухаживать, не испытывая хоть каких-то чувств, но, по правде говоря, не будь у нее тридцати тысячи фунтов и не будь месть так сладка, я бы вовсе не обратил на нее внимания. Если бы она была податливой и пышнотелой, она пробуждала бы больший интерес… ей не помешала бы и некоторая доза капризности и ветрености. Но ее воспитали в строгости и добродетели, и строгой и добродетельной она остается. С этим ничего не поделаешь. Можешь быть уверена, что по доброй воле я ни скажу ей ни слова о том, что произошло между мною и ее братом. Я не делал признаний. Я не устраивал покаяния. Я только намекнул на опрометчивые поступки, ошибки и прегрешения молодости. Она в полной мере сознает, что я – не тот поклонник, какого с радостью примут в гостиной ее тетки. «Мое доброе мнение и дружба всегда будут с вами», - сказала она виновато. «Вы не должны принуждать меня к большему». Я заверил ее, что и помыслить о том не смею. «Я не стану тебя преследовать», - добавил я. «Я считаю тебя прекраснейшей из женщин, единственной, кого я выбрал бы себе в жены . Ты всецело владеешь моим сердцем*». Мы пожали друг другу руки и расстались у поворота к нашему дому. «Ангел небесный», - бросил я вполголоса, в уверенности, что она меня услышит. Она обернулась, замерла, улыбнулась и присела. «Мистер Уикхем, сэр», - сказала она. Теперь ты знаешь все. Сделай, что можешь, чтобы посодействовать мне далее. Я являюсь с визитом ближе к полудню. *Опять «Эвелина», т. 3, письмо 14. Письмо 58. Миссис Янг Джорджу Уикхему Брик-стрит, Рамсгет, 12 августа 1811 года Твои дела идут прекрасно. Можешь быть уверен, что ты в самой надежной позиции. Какое она все-таки дитя! Какое маленькое, наивное дитя! Она так смутилась, так потерялась, когда ты вошел в комнату, что я сочувствовала ей всей душой. Я видела, как она опустила глаза. Заметил ли ты, что руки ее дрожали? Как красят ее эти знаки любви! Чистота первого чувства имеет свою прелесть. Она достаточно молода и достаточно богата, чтобы полностью пренебречь своим будущим и позабыть о всякой осмотрительности. Она не сказала мне ни слова, а обман полностью чужд ее натуре. Она забросила свою переписку. Преследование, успешное преследование нашего плана уже вбило клин между братом и сестрой. Соединяющее их доверие подорвано, хотя мистер Дарси о том не подозревает и оттого не страдает от этой потери. Оба чувствуют только самую чистую и бескорыстную привязанность. Попомни мои слова, когда она станет твоей женой, он примется избегать ее, как дьявол избегает святую воду. Он постарается разжечь свою обиду, и потерпит поражение. Ему придется смириться, и тем острее будет его унижение. Поверь мне – я понимаю его натуру. Он приложит все усилия, чтобы судить ее так же, как ее станет судить свет: как испорченную себялюбивую красотку, сбежавшую с молодым человеком без гроша в кармане. Его боль сокрушит ее сердце – если этого не сделает его холодная, надменная, неумолимая гордость. И тогда ты сможешь торжествовать – твоя месть будет воистину полной. По правде, тот, кто бросает вызов свету, рано или поздно обречен столкнуться с последствиями. Она погубит себя в пятнадцать лет – и все из-за девического упрямства, романтизма и некоторой доли глупости. Она станет предметом насмешек и презрения. Самая ее юность приведет к тому, что о ней станут судить в прямом противоречии с ее подлинной натурой. В устах светских сплетниц она превратится в развязную и дерзкую ветреницу, бессердечную пустоголовую эгоистку, равнодушную к чувствам своих родных. Побег в Гретна Грин навеки опорочит ее в глазах ее опекуна полковника: он потеряет к ней уважение, станет обращаться с холодностью, и не сможет более писать искренние и забавные письма. Она станет «бедняжкой Джорджианой», и с ней будут хоть как-то считаться только до той поры, пока ее брат не нарожает собственных детей, и между ним и его сестрой не появятся новые наследники. Я едва не переменилась в лице, когда ты справился о ее брате. Я изумлена, что ты решился упомянуть его имя так рано. Хотя ты лучше можешь судить об опасности, и я постараюсь не тревожиться. Но ты сильно рисковал. Особливо меня восхитило искусство,

Ответов - 6

ivanna: Конец главы шестой: Письмо 65. Эстер Саржент мистеру Дарси. Брик-стрит, Рамсгет, 12 августа 1811 года Сэр, уповаю, Вы простите мне мою вольность – если бы не величайшая тревога, я бы никогда не осмелилась Вас побеспокоить. Сердце мое трепещет во мне, и я не вижу другого способа помочь мисс Дарси, кроме как написать Вам. Я была бы Вам очень обязана, ежели бы Вы сюда приехали, даже ежели вызову Ваш гнев, коли мои страхи окажутся никчемными. Бедная барышня доверилась устам лживым, которые говорят злое. Во имя любви, которую я всегда питала к Вам и Вашей милой, блаженной памяти матушке, поверьте мне, дорогой хозяин, что мы окружены кознями нечестивых и посреди нас пагуба*. Остаюсь Ваша покорная слуга и всецело к Вашим услугам. В письмо вложены склеенные обрывки писем Джорджианы Дарси:: … Неужели меня обманывают? Неужели со мной не честны? Кому я могу довериться? Вправе ли я открыть… предать… Загадки… Обрывок письма леди Алетее Фицульям Милая кузина, не знаю, как написать об этом, но, кажется, я нуждаюсь в добром совете… * Как и подобает набожной методистке Эстер изъясняется цитатами из Библии - своего повседневного и единственного чтения. Гл. 7 - 8: http://zerkala.borda.ru/?1-2-0-00000067-000-0-0-1225557477

danechka: ivanna ох, такая замечательная вещь и так БЫСТРО читается... терпеливо жду продолжения

Mira: ivanna Согласна с danechka ! СМкоро развязка! И самое-самое интересное!

danechka: Mira, скоро? а сколько там глав?

ivanna: Осталась последняя часть и Дарси едет в Харфордшир...

Mira: danechka Я не знала, просто чуствовала, что скоро всё разрешится ... Вот и ivanna подтвердила!

полная версия страницы